ГОСПОДИН НИКТО

Встреча биографа Филипа Нормана с Элтоном Джоном.

Эта улица - одна из самых ти­хих в районе лондонского Холланд-парка. Белые стены, пышная листва. На углу не­приметный бар, из тех, чье меню по утрам выписывают мелом на маленькой черной доске. Возле бара - окруженный кованым забором садик, где постоянные посетители постоянно пьют все то же английское пиво. На­против - ряды двухэтажных домиков с палисадниками, тесно прижавшихся друг к другу. Они были выстроены в прошлом веке для слуг из богатых особняков с соседней площади. В конце этого века в подновленных и принаряженных домиках живут гос­пода среднего достатка. И лишь один дом отделился от соседей забором, лу­жайкой да прильнувшим к воротам светло-зеленым «роллс-ройсом». В ка­честве реакции на звонок последовал басовитый лай и тяжелый топот вы­нырнувшего из пивного садика детины, в котором невозможно не признать охранника.

Но мне назначено. И потому ворота распахнуты, и тяжеленную дверь - несоразмерную с домиком, словно бы в насмешку к нему прилепленную - мне отворяет мажордом, чернокожий американец, зато в штанах в полоску и в визитке. Мажордом треплет по за­гривку здоровенного серо-белого пса с добрыми глазами и бородатой дворняжьей мордой. «Томас твердо убеж­ден, что все приходят сюда, только чтоб на него поглазеть», - поясняет мажордом и вводит меня в узкий темноватый холл.

                     

В конце холла меня встречает сам хозяин. Элтон Джон. Я более двух лет работал над его биографией, при этом его менеджеры категорически отказывали мне во встречах. Наконец книжка издана, состоит она из рассказов дру­зей героя, из рассказов коллег героя, даже родственников; она до отказа упакована датами, фактами, деталями, но нет в ней ни одного, повторяю, ни одного высказывания,     сделанного тем, о ком я писал, лично мне, автору. А пару дней назад, когда я валялся на диване в обычной тоске писателя, расставшегося с одним детищем и еще не начавшего вынашивать друге, раздался телефонный звонок, и хорошо знакомый мне по телеинтервью быст­рый внятный голос произнес: «Привет, это Элтон. Я читаю книгу. Пока что она кажется мне очень точной. Может, зайдете на чашку чая?»

Очень странное ощущение - встреча с человеком, о котором ты знаешь все-все, но из вторых рук. Это как встретиться с героем написанного тобою романа. В действительности он чуть выше, худее и бледнее лицом, чем тот образ, что я рисовал на пяти­стах страницах.

Наш разговор - не интервью. Ин­тервью - это когда один задает во­просы, стараясь выведать какие-то тайны у другого. Я знаю почти все за­коулки жизни моего героя до того мо­мента, когда поставил в книжке точку, то есть до середины девяностого. И во­просов не задаю: он просто диктует мне то, что происходило с ним потом. Словно постскриптум к написанному.

«Для начала я хотел бы объясниться. Я не встретился с вами, когда, вы пи­сали книгу, вовсе не потому, что питал к вам какую-то неприязнь. Просто в то время жизнь моя была настолько мне отвратительна, что я вообще ни с кем не желал видеться. Но теперь у меня наступил покой. Я пришел к миру с со­бой, я решил хотя бы одну свою про­блему: признал, что в действительно­сти я - гомосексуалист. И, признав­шись себе в этом, я постепенно избавился и от других проблем».

Это открытие даже для добросовест­ного биографа. Когда я писал книгу, мне, как и всем, казалось, что Элтон Джон уже успокоился: он мирно расстался с женой Ренатой Блауэл. Он выиграл процесс против газеты «Сан»: ему уплатили миллион долларов за опубликованную там чистейшей воды клевету. Он распродал с аукциона все невероятнейшее содержимое чуланов и комодов своего особняка Вудсайд.

«И лишь одно я никак не мог при­вести в порядок - самого себя. Я пил. Я нюхал кокаин. В течение шести лет я страдал булимией. Я ужасно мучился по поводу своего веса - и ел, ел, ел, пока мне не становилось плохо».

Наркотики, алкоголь и слава превратили его в самого эгоистичного моистра, которого знал рок. И все же существовал при этом и какой-то другой Элтон Джон, который как бы стоял в сторонке и наблюдал за этим, ужас­ным. «Я помню, что как-то стоял у окна, смотрел  на деревья,  которые гнул ветер и заявил: «На улице слишком ветрено. Кто-нибудь может с этим что-нибудь сделать? Я всерьез полагал, что стоит приказать моим служащйм, и они остановят ветер». Эти выходки мучили не только тех, кто был рядом, но и его самого. «В книге вы называёте это «моментами» - я и сам не понимал, как такое случалось. Одно время у меня были припадки».

Периоды буйных капризов сменя­лись периодами черной депрессии, и он целые дни и даже недели проводил взаперти. Я знал о том, что в двадцать один год он пытался покончить с собой - тогда окончилась разрывом его помолвка с девушкой по имени Линда Вудроу. Эта попытка, как многое в жизни Элтона Джона, была и трагедией, и фарсом: он решил отравиться газом, но предварительно открыл в кухне окно, отвернул газовый кран на немного и, прежде чем сунуть голову в духовку, положил туда подушечку. Теперь он рассказал мне о второй попытке, случившейся, как ни парадоксально, в зените его славы. В ноябре 1975 года Лос-Анджелес праздновал «Неделю Элтона Джона», на Аллее славы Голливуда появилась его звезда, соседствующая с самыми яркими. Ему предоставили роскошный особняк в Беверли-хиллз, на празднование прилетела из Лондона целая армия служа­щих, друзей и родственников. И в один прекрасный день, когда гордая родня собралась у плавательного бассейна, Элтон Джон заглотил шестьдесят ус­покоительных таблеток и прыгнул в воду на глазах у матери и семидесяти­пятилетней бабушки с криком «Я сейчас умру!». «Я навсегда запомню, как они вытаскивали и откачивали меня. И навсегда запомню слова бабушки: «По­-моему, нам всем пора отправляться по домам».

Сейчас Элтон Джон винит во всем несчастливое детство - детство, которое он, Реджинальд Кеннет Дуайт, провел в Пиннере, тишайшем и благопристойнейшем     пригороде Лондона. «Отец никогда не выказывал мне ника­ких признаков любви, и я привык копить все чувства в себе, - вспоминает он. - Меня воспитывали как образцового дитятку, и стремление не проти­воречить, оправдывать все представления о том, каким должен быть пример­ный ребенок, осталось со мной на всю жизнь. Я так и не научился в открытую выражать свои чувства, Я заставлял себя делать все, что от меня требовалось, потому что боялся подводить лю­дей».

Эта суперответственность, вылив­шаяся в кошмарные выходки, в конце концов отдалила его от матери, кото­рая поначалу была его верной союзни­цей и помощницей. «Мать всегда была на моей стороне, даже когда я объявил ей о том, что скорее всего, я бисексуа­лен. Но к середине восьмидесятых я достал и ее. Они с отчимом удрали из Англии и поселились на Минорке»,

Первым шагом к свободе было бег­ство из переполненного всякими чуде­сами и роскошествами особняка Вудсайд. В памяти Джона навсегда запе­чатлелся образ Элвиса Пресли, бродя­щего по такому же забитому немысли­мыми вещами особняку: «Я встретился с ним незадолго до его смерти. Он был ужасен - распухший, потный, по лбу стекали ручейки черной краски для во­лос. Вокруг него была дюжина каких-то прислужников, в обязанности кото­рых входило присматривать за ним, и он был похож на живой труп. Я понял, что если не сделаю с собой что-нибудь, то кончу, как он».

Затем он снял этот домик в Холланд-парке: «Я никогда не был предоставлен самому себе. Сначала жил с мамой, по­том в доме моего менеджера, потом начались бесконечные турне, в кото­рых меня окружали толпы. Я вставал утром, мылся, одевался, выходил из спальни - а дальше уже кто-то начи­нал что-то для меня делать. Вот я и ре­шил жить один и делать все сам».

Все это время единственным ком­паньоном Элтона Джона был серый лохматый Томас, который и сейчас внимательно слушает разговор, разва­лившись на ковре. И плевать ему, что ковер - от знаменитого дизайнера, а лапы и шерсть все в грязи и репьях. «Я взял Томаса в приюте для бродячих со­бак. Все псы яростно лаяли в клетках, только этот лежал молча и смотрел на меня грустными-грустными глазами. Я подумал: «Как же он похож на меня...»

Примерно тогда он и встретился с молодым американцем, которого бес­страшно называет «первой настоящей любовью в моей жизни». Когда они по­знакомились, Джон пил и нюхал ко­каин, и в конце концов друг заявил ему: «Любовь - это улица с двусторонним движением. На нашей с тобой дороге царит хаос, потому что есть и третий участник — наркотик».

У друга тоже были проблемы с на­ркотиками, и он уговорил Элтона Джона отправиться в клинику. «Но для начала мы составили список претензий друг к другу. Его список выглядел так: «Элтон принимает наркотики, пьет, у него булимия, у него случаются ужас­ные припадки ярости...» Мой список был куда короче:«Он никогда не ставит на место компакт-диски».

Лечение начиналось с прощального письма кокаину. Он показал мне желтые   странички, исписанные аккуратным почерком: «Я так любил тебя... Я без тебя жить не мог... Я посылал за тобою автомобили и даже самолеты» После лечения Элтон Джон посещал собрания Анонимных алкоголиков: «Это было прекрасно… Им было совершенно все равно, кто я такой, и впервые за двадцать лет я  почувствовал себя действительно никем, просто человеком. Самое потрясающее в Анонимных алкоголиках то, что каким бы ты ни был, до чего бы ни довел тебя алкоголь, они не обвиняю тебя, они излучают только понимание и любовь».

Но, пожалуй, самым сильным лекарством от эгоизма была встреча с мальчиком из Индианы Райаном Уайтом, зараженным во время переливания крови СПИДом. Элтон Джон стал для Райана старшим братом, а для его родителей - верным другом. Он помогал им организовывать похороны, он нес гроб. «Боже, в этих людях было столько достоинства и чести! Они ужасно страдали, но никогда не жало вались. А я-то, я-то! Да как я смел злиться из-за того, что в гостиничных номерах не те покрывала! С тех пор я не жалуюсь...

Я понял, что люди - это люди. Не больше, и не меньше. В группе Анонимных алкоголиков у нас был парень, который поскользнулся - так мы называли тех, кто вновь запил. Потом он вернулся, выглядел он ужасно, но я сел рядом, взял его за руку и почувствовал, что ему стало легче - это было как подарок мне».

Элтон Джон признает, что хотя слава принесла ему множество про­блем, она даровала ему и минуты, о ко­торых не мог мечтать мальчик Реджи­нальд из Пиннера. «Я выступал на со­вершеннолетии   принца   Альберта в Виндзорском замке. Когда я приехал, в зале еще никого не было, кроме танцевального   оркестра и принцессы Дианы. Мы целых двадцать минут танцевали с ней чарльстон, потом пришла принцесса Анна и тоже пригласила на танец. Ну что я должен был ей ответить? «Отвали»? Мы танцевали с ней под диско. А потом появилась королева Елизавета в сопровождении своего конюшего и спросила: «Не возражаете, если, мы к вам присоеди­нимся?» Как раз в этот момент музыканты заиграли «Рок круглые сутки», и я танцевал рок-н-ролл с английской королевой!»

Элтон Джон по-прежнему интересуется тем, что происходит сегодня в музыке, и по-прежнему не очень сдержан высказываниях по её поводу. Он терпеть не может рэп и язвительно отзывается о «молодых лентяях» - новых группах, которые считают единствен­ным ключом к успеху шикарный видеоклип. «Путь наверх ничем не отли­чается от того, по которому шел я в начале семидесятых. Ты должен суметь выйти на сцену и захватить публику... Потом проехать Америку из конца в конец «подогревателем» какой-нибудь звезды... Потом создать себе Iпоклонников в Европе. Никто еще ничего нового не придумал... Вкалывать надо».

Единственная проблема, которая осталась у Элтона Джона, - это что делать дальше. Они с верным автором текстов Верни Топином собираются вроде бы написать мюзикл, «чтобы утереть нос Эндрю Ллойду Уэбберу. Но, по правде говоря, я и сам еще ничего толком не планировал».

 Одно дело он все же запланировал: «Я уезжаю сейчас в Америку, а когда вернусь, мы с вами где-нибудь пообе­даем вместе», - и аккуратно записал мой номер телефона и адрес.

Стоит ли говорить, что я всё еще жду звонка?

Перевод: Н. Рудницкая. 
"Ровесник" 1993 №8

Скачать этот номер журнала Вы можете в нашей группе Вконтакте.